Шахматы

| Note |

HCN

(Сборник рассказов с лохуйта)

1. Шахматы

4. In Aeternum

Шахматы

...14 лет. Сраный город братск...

Как и всякого юного паддавана, в детстве меня все время кудато пытались пристроить. Это потом, когда вас пристраивают на работу, в институт и жениться вы имеете слабый шанс отбиться от fucking системы. Будучи же ребенком извольте страдать всей этой нудной хуйней и не трепыхаться.. Кто ходил на бальные танцы и получил мега ценные познания о трех шагах в "большом квадрате" вальса? Кто знает как сшить говенного гнома с корпусом из картонного конуса в клубе "мягкая игрушка"? Блядь! Каждый второй вырезал из деревяшки напильником кораблик - конечная конструкция представляла собой кривую болванку с приклееенными, раскрашенными акварелью обрывками ткани, если ни разу не видели - знайте это паруса. Именно такие огрызки спускают по ручьям весной, прыгающие козлами сопливые ублюдки. "Смотри Мама, что я сделал!" - ключевая фраза по распознаваниваю подрастающего дауна. А ведь именно такое человекообразное гавно воспитывали в школе юного моделиста.. Как, вы не знаете что такое "хаджиме" и "татами"? Как, вы не изучали что такое трезвучие и как играть триолями, и старенькая училка не тыкала вам в спину шариковую ручку при несоблюдении размера?

По месяц или два я был в каждом из мест по трепарированию мозгов. Даже моему соседу Ванюше, что с юных лет получал в ебло на секции бокса, повезло больше, кстати первый разряд не спас его однажды от того, чтобы быть запинанным и обоссанным в одном из подъездов на пути в школу.

Шахматный клуб "с7-с5" при школе №5. Здесь я пробыл дольше всего. Унылый интерьер, обоссанно-синебелые-стены-стулья, пластиковые, приклеенные к столам доски (чтоб не спиздили), несгораемое чудище стальной шкаф, наполнен шахматными часами и коробками с перепутанными фигурами. На стене, огромная чернобелая доска в клетку, с пожелтевшими краями, на ней молодой неудачник тренер, ненашедший лучшей работы, разбирал партии для юных идиотов. На ней, перевешивая деревянные, выпиленные учителем труда, фигурки с гвоздика на гвоздик, пылая энтузиазмом объяснял красоту комбинации. "морфи против графа изуара и герцога брауншвейгского" для вас пустой звук, для него блеск мечей, топот конских копыт, гроход пушечных кононад и убегающие короли, если б было не так, то почему б он ищо не повесился.

Знаете такую болезнь? Когда все время согнутые колени, скрюченное ебло, слюнявый рот, еле передвигается по лестнице опираясь обоими руками на перилла, лопочет с трудом разбираемые слова, и пальцы все время в движении. Это шахматист Михаил. Ожившее, передвигающееся говно. Может видели таких в метро. Смотришь и чувствуешь внутривенную клизму прямо в мозг. И в голове одно удивление: "как, как, неужели это дерьмо живое?".

Шахматист Михаил. Любил поссать не вставая со стула. Шахматист Михаил, любил поссать встав со стула. Шахматист Михаил. Зайдет в туалет, но толку мало. Шахматист Михаил. Не посадит его мама на унитаз - будет как всегда. Шахматист Михаил, ожившее говно.

И воняло говном. На каждом турнире. На каждой, блядь, тренировке. Миша был трудолюбив и амбициозен.

Тот вечер навсегда останется в моей памяти. Бля а вот ведь бля.

"Курите в прихожей!", орет баба Глаша, уборщица. слышится "пшла нах!" от седого, признанного чемпиона города, старого алкаша и учителя математики виктора васильевича. гыгы ржут юные воспитанники по совместительству ученики средней школы и всюду беспрерывный стук шахматных часов, перегар и какието невнятные возгласы. это сраный блиц-турнир, вступительный взнос пять рублей, тридцать участников, рекордный призовой фонд, купи себе 10 сникерсов плюс почитай подарок от клуба супер интересную книгу "избранные партии алехина". да, алехин алкаш сраный, в игре с чемпионом мира, гениальным кубинцем, хосе раулем капабланкой, у величайшего ума планеты уже тряслись руки над доской, в последствии сопьется и загнется на второй мировой. А сейчас по-прежнему воняет мочой от мишы, у него свой стул, персональный, он с ним и ходит по залу от доски к доске. хуле нассыт на стул в клубе, кто потом на него играть сядет.. Если вы видели шахматы только по телевайзору, то у вас нет представлений как идут турниры в периферийных клубах. Это сборище туземцев, где только что не хватает тамтамов и бубнов. Выиграв дядю васю грузчика, рискуете получить прямо на месте или же в прихожей в ебло. для немногих из чернорабочих гондонов это истинный отдых. хотя большинство - подростки. вы ошибаетесь, - как не странно отличнеков, очкариков один два, одни накуренные иные гопники. старшеклассник-очкарик Вася в пиджаке и вовсе регулярно получает здесь пиздюлей и сдает в кассу мамины деньги и новые кросовки. зачем сюда ходит. это понятно, битвы умов, здесь в клубах дыма смеется и танцует до поздней ночи бог войны. волшебное место. не верите?

"Мууууээээ" - обиженно мычит Миша. сделав ход, он случайно опрокинул неуклюжей, не сгибающейся кистью половину своих фигур. Марат, гопник и ностоящий пацан, дружелюбно помог ему собрать фигуры на место, какбы случайно заныкав Ферзя. "ннни... чеэээсно" - визжит Миша, подражая руками Броуновскому движению молекул. Его голова и вовсе смотрит куда то вдаль, он падает со стула получив затрещину от марата. "муууэээ" плачет ожившее говно, пытаясь встать.

Я где-то там, где-то в центре, летом какогототам года, под сгруженными над доской телами играю с математиком. Виктор Васильич выбивает ритм ногами под столом, напевает какоето совковское дерьмо под нос. Тусклый, лампочный свет, старый мудак пыхтит беломором прямо в лицо. У меня кончается время, цейтнот. Потные дрожащие руки, бегающие глаза, гдето, гдето, встает заря во мгле холодной, гдето, выход. . И тут, тыдыщ! на получи старый мудак, ход, защелкали часы, ход, две ладьи в центре, неизбежный мат, толпа возле доски напряженно замолкла, гдето на фоне ноет никому ненужный миша. старый мудак перестал напевать. сквозь серые клубы дыма виднеется застывшая в нерешительности над доской венозная рука.

В зале снова загудело. Старый мудак остановил часы, сдался. Тренер хлопает по плечу. Математик впервые нервно пожимает руку, такая же как моя напряженная и мокрая от пота.. Потом это победа спасет меня, учитель поставит трояк, забыв про четырехмесячное отсутствие на уроках.

И уже там где-то в коридоре, стоит миша возле сортира. Блуждает взгляд и смотрит кудато только в ему видную серую муть. Пытается застегнуть ширинку неуклюжими руками. здесь же рядом курят настоящие поцаны. И миша неуместной статуей жалобно протягивает: "Ааандгреей, па-амаги зо-остегнуть, а-а?". Тянется струйка слюны изо рта, согнутые к друг другу черты лица. скривленная набок фигура, скривленное набок лицо.

Инвалиды когда-нибудь просили вас застегнуть им ширинку? Нет? Вы многое потеряли в этой жизни.

А между его ног, через распахнутую дверь, виднеется унитаз. Грязный и облеванный. Прикоснись к нему хуем, заболеешь трипером.

Унитаз. Неожиданный как пришествие Христа. Унитаз Первый, Великий. бог и Унитаз. Кто круче? Кто кого?

Загляни инвалиду в ширинку, увидишь лобковые волосы, и чтото сморщенное. Темное. Воняет говном. Опустись. Понюхай в ширинке у инвалида. Штаны, какбудто сделанные из мешка под картошку. дедушкин пиджак. И все такое же. инвалидное, инвалидная одежда, инвалидное выражение лица или что-то что должно называтся лицом. и там внутри чтото такое, несчастное, достойное быть запинанным до смерти, достойное быть расчлененным с почестями.

Чтото лопается пузырьками в голове. Повысилась красочность и контраст. Болевая кривая поползла вверх. Насыщенность эмоций на нуле.

застегиваю этому сраному инвалиду ширинку..

Ктото ржет. Какието нелепые фигуры слепленные из пластелина неуклюжими руками. Марат вставляет мне пинка.

Миша падает осьминогом на марата, валит его своей грязной тушей, лежит на нем и блюет, блюет на маратовы вещи, блюет на импортный пуховик, блюет на любимую майку, блюет на новые кросовки, блюет на штаны, и воняет воняет вонючим говном, и мычит, мычит "муууэээ".

Я же у точки выхода. Стою и смотрю на стены из говна, на пол из говна, на кучу ожившего говна, на оживших говнянных людей. Смотрю на мир сделанный из говна.

Ненавижу. Блядь. Говно.

* кхе. в последствии михаил в 60-летнем возрасте станет экс-чемпионом города братска.

Канатный плясун

Привет, ребятишки.

Сегодня снова постигал поэзию мастурбации. Вверх-вниз ручкой. Особенно круто вздрочнуть под музыку. Круто залезть в теплую ванну, отложив все свои неотложные дела, такие как: 1) написать на стене дома ранним утром вольный перевод песни Каннибал Корпс "Переламыватель позвоночного столба", 2) выебать котенка, 3) собрать на помойке мешок битого стекла и колючей проволоки 4) найти труп маленькой девочки 5) набрать воду в вазу и поставить туда фиалки. Впрочем это все планы, планы на день, на неделю, планы на жизнь, распорядок жизни, просто очередные оковы, железные цепи. Жуешь какую-нибудь хуйню на завтрак, одеваешь носки, собираешься, готовишься, блядь, это ведь утро обычного рабочего дня. И нет здесь никакого "Я", нет никакого сознания, нет здесь никакой души, блядь. это просто механический щелк зубами, (выдох-вздох), это питательная слизь спускающаяся по пищеводу, это руки-рычаги, натягивающие вонючую ткань носков на ноги (выдох-вздох). А мозг в это время там, в прострации. все действия автоматизированы. Тело делает что положено. Это можно было бы назвать краткосрочной смертью сознания, или нет - просто мимолетной смертью, или же это просто обычный, обычный день. и всякий чувствует потребность забыться, отвлечься чемнибудь от обычного-обычного дня... И вот, кто теперь первый из нас начнет дрочить?

И я откладываю всю эту повседневную обыденную рутину, чтобы врубить на полную громкость антонио вивальди "темпо импетуоззо д'эстэйт" и задергать в такт ладошкой. Божественный ми-минор. Дрочить под токкату, дрочить под кантату. Да. В такие моменты я не могу не подумать об убийстве под музыку, о прыжках моими подкованными ботинками на чьей-нибудь голове под музыку, об ударах арматуринами под музыку. О суициде под музыку. Ну вы понимаете? Рука-скрипка, вены-струны, смычок-нож. В течение малой секунды расправить плечи, ногу к ноге, подтянуть правое предплечье, голову наклонить, аккуратненько, нежно, как бабочка, с силой тисков, смотри не вырони, тремя пальцами смычок-лезвие. Раз триоль, два триоль, квинта, терция. И вот уже захлестало вдохновением. Буря нот, море крови, эмоции через край, даже хуй снова встал в преддверии неминуемой гибели.

Забойное соло на авангардном инструменте. Протащился от двенадцати идущих подряд нот "соль", смыл кончу в раковину. Фетиш суицидальной агонии. Что может быть слаще?... И снова бытие обычных-обычных дней. Джокко пианиссимо. Тишайшая игра.

Возвращаюсь в комнату. Маленькая мышка по имени Света. Домашний любимец. Тихонько лежит в клетке, одетая в кукольное, свадебное платье. Провода тянутся от девятивольтного аккумулятора. Наклоняешься, видишь мою работу: каждая проволочка прикреплена к резинкам на платье, загнута крючком и впивается сквозь серую шерсть в кожу и мясо. Много проволочек, крепятся неглубоко, в нервные сочленения, возле каждой мышцы. Включаешь переключатель, смотри внимательно: мышь не умирает, напряжение маленькое, оно только заставляет сжиматься и разжиматься ее маленькие лапки, хвостик и спину. Клетка просторная, плотно закрыта, аквариум. От пола на три-четыре сантиметра - битое стекло.

Как и все, я подхожу к вопросу самоубийства крайне внимательно. Я моделирую.

Кажется я уже рассказывал об электрической смерти от тысячи порезов?

Серый зверек, отважный зверек. Мечется из стороны в сторону. Катается по размельченному стеклянному ковру, набивает в ребра и брюхо режущие осколки. Может, уже потерял сознание. Но электрический ток делает свое дело. Мышка движется, как механическая. Полумертвая, с остекленевшими глазами. Судорожно дрожит. Вся кожа теперь как из красного хрусталя. Грани блестят, переливаются под тусклым светом. Наклоняешься, любуешься. Стеклянная статуэтка в предсмертных судорогах. Будет дрыгаться пока мышцы полностью не перемешаются с осколками.

Лапки вверх, глаза открыты, добежал последний круг, электричество пропало, спи, глаза закрой, мой друг.

Машина работает уже пять минут. Не осталось плоти. Только ограненное красное стекло. Опытная модель, так это называется, машина для самоубийства.

«Обед!» Обед - кричит внутренний голос при виде окрававленного куска мяса. При виде смерти у меня всегда вырабатываются пищеварительные ферменты. Я тороплюсь, сдергиваю платье с себя. Я часто его ношу дома, когда один. Мамин, свадебный наряд из подвала, под кружевами сотни проводов, один высоковольтный по хребту, остальные ветвятся от него, заканчиваются рыболовными крючками и швейными спицами, втыкать надо аккуратно и осторожно, чтобы не помереть до того, как успеешь помолиться и включить рубильник, лежа на полу из битого стекла и колючей проволоки. Медленно сдирающая мясо смерть. Сегодня вечером, может завтра, да. И я в свадебном платье, возбужденный до самого предела. Можно уже поцеловать невесту, да?

О, смерть, будь хорошей девочкой, поцелуй меня. Электрический ток, стекло и тепло губ твоих нежных. Ха-ха!

А еще сегодня я выходил на улицу. На той сраной автобусной остановке, где все всегда было как всегда, где я бывал тысячи раз до этого, какой-то кудрявый парень выбежал посреди дороги и его задавило автобусом. это был Тореадор. Здесь, на улице. Здесь, где никогда не происходит ничего необычного. Где машины и люди подчиняются одним и тем же правилам, как электроны в проводах, что никогда не вырываются из изоляции, не убегают в произвольном направлении окружающего пространства. Благодаря этому электро-прибор работает. Но - это Тореадор. Мятежный электрон, что встал посреди движения, взлетел искрой в тягучий, пыльный воздух. Я тогда замер в восхищении. Я был готов поверить в чудеса. Здесь, на этой серой, скучной улице, где я стою, и стоял тысячи раз до этого. Где все как всегда. Вдруг захлестало потоком красной краски, прямо посреди обычного-обычного дня, и орущее мясо громко заорало "мама!".

Стоял часа два, любовался. Приехала скорая. Суставы спрессовало, кость в многочисленных трещинах, ногу замяло по форме колеса - хуй вытащишь. Мясо мешает дорожному движению, решили отпилить сплющенную культяпку. Его ожидает несчастная жизнь - чем он будет пинать маленьких девочек? А тем временем,

Медсестра,

Она работала пилой, и я в нее влюбился.

В белом платье, словно лепесток ромашки, вся покрыта хрустальными капельками крови, промокшая, так что вся одежда стала прозрачной и прилипла к телу, сделанному словно из горячего, мягкого пластика или засушенных пластов бумаги как куколка Оригами. Лицо серьезное, сосредоточенность художника, дорисовывающего мелкие детали, - блеск волн, черные пятнышки на небе, лучи солнца пробивающегося из-под туч, закат.

Конечность с хлюпаньем отрывается. Странный звук. Как поцелуй двух маленьких девочек в солнечный полдень.

Медсестра с удовлетворением положила пилу на асфальт. Докуривает сигарету, стряхивая пепел прямо на ампутированого.

В уголке губ небольшое черное пятнышко, словно добавляет ей грусти, печальное пятнышко. Бровь рассечена на двое, как оторванный кусочек картины с ветвящейся молнией на черном фоне. В ней вообще много черного. Глаза, пятна вокруг глаз, ресницы, щель между губами, волосы, все темное. Извращенно-черное, темно-печальное.

И я не выдерживаю и кричу на всю улицу – «Я люблю тебя!»...

И я пишу на лбу «Это все твое». Я теперь влюблен, и хотел бы выебать ее.

Сегодня был необычный-обычный день, и я понял, что не хочу больше дрочить. Нет больше надобности. Но как, как мне, кинику, объяснить ей свои чувства, и попросить потом отпилить мне ноги?

Как? Посоветуете?

Milf lessons

Сегодня я снова милостиво спустился к вам, говорящие гондоны.

Кто-нибудь видел хоть раз пизду? Мне доводилось однажды.

эта мечта онанистов, волосистая красноватая мякоть, незашитый случайно шов на кукольном теле. обычная дыра, и как оттуда не вываливаются комплектующие: мясо, солома, проводки или чем там оно набито? Во избежание эксцессов таковая должна быть пришпилена стальным болтом, зашита нитками телесного цвета или хотя бы просто заткнута деревянной затычкой, как и полагается всякой ходячей бочке с говном. Пизда, первый раз невольно ждешь какого-то открытия, непознанной истины, смотришь пристально. Нет, это просто пизда, исходит влагой. Наблюдаем друг за другом. Я и Госпожа Пизда.

"ну?" - обрывает пизда мои рассуждения, нетерпеливо дергая руковыми и ноговыми отростками.

До этого я следовал за ней три часа, ожидая удобного момента. Сквозь потный автобус, пропахнувший менструацией, целых три остановки, а после через полукилометровый слой уличного воздуха сюда, в обоссаный подъезд.

Темный холодный вечер, ветер из техногенных отходов, запахи мочи.

А в моей руке - обрезок водопроводной трубы. Обычный прохожий и незнакомец с дубиной. Вот так. Да. Вы просто идете вечером домой с работы. Устали, думаете о своем. Пока кто-то не огрел вас куском железа, бил по башке пока не потеряли сознание. Он насрал вам на голову. Да, просто взял и снял штаны, и струя жидкого кала плеснула по носу, стекла по щекам, гаденыш приоткрыл ваши губы и нассал туда, подтерся вашей одеждой. Сменили уже взгяды на жизнь? нет? а ведь он мог еще и в жопу отъебать. Вы просто шли домой, думали о своем, но потенциально вы измазаны говном и отъебаны в жопу. Помни об этом, петушок. Каждый день помни.

И я тоже помню ее. Это медсестра. Однажды я наблюдал, как она отпиливает конечность задавленному автобусом человечишке. Я тогда влюбился в нее. Сине-фиолетовые волосы, лицо в графическом стиле, аккуратный штрих, рука мастера, много теней, ниже - шея, рычаги рук, крепление к туловищу, талия, подставка для жопы, шарниры ног, щель пизды между пластами перекрытия. Я уже эрергирован.

Шагаю за ней по ступенькам. Осталось спросить "как дела?", схватить за лицо, повалить на лестничный пролет, аккуратно чтобы не вывалилось мясо, сдернуть влажные трусы, и уничтожить несовершенство, как подобает истинному художнику, зашить пизду железной проволокой, держась за мягкие сиськи, а потом, потом.. перед нами целый мир.. я возбужден, не выдерживаю. расстегнул ширинку, вынул член, в другой руке кусок железной трубы.

Кто знает может быть ее уже кто-то регулярно поебывает. Может она даже ему сосет. Я ее уже ненавижу.

Услышав звук, она оборачивается. Смотрит прямо на мою набухшую залупу, трубу и приспущенные штаны. Это наша первая встреча, знакомство, я понимаю всю важность сложившейся ситуации, она обратила на меня внимание. Я пытаюсь приятно улыбнуться, и сделать какой-нибудь комплимент, чтобы усыпить бдительность и подобрать момент, прыгнуть, ебнуть трубой. Но в горле ком, нерво сбиваются в месиво куски мыслей, машинально продолжая надрачивать, я выдавливаю: "ээ, а сколько времени?".

Вариант первый. Завязать разговор о метафизике. Существуют области мышления, в которых мне нет равных. Увязнет в болоте субститутных суждений на первой минуте. Через паутину феноменов-ноуменов, запутается беспомощной мухой, когда говорит недочеловек. впрочем о чем это я? пизда, сгусток телиплазмы, не способна к апперцепции, для нее это лишь волшебные слова заклятий. чтобы повергнуть ее в прострацию мне остается лишь громко крикнуть "катехизис, сублемация, экситус!".

Вариант второй. Хокку. Стихи. Поэтическим слогом извлекали души тысяч поколений.

Встаешь в позу на ступенях, руки в небо, выразительно читаешь:

"Посмотри на грустного человека, стоящего в углу.

Посмотри на грустного человека грустящего в углу.

Холодный угол, чувств грустных буря.

Ну угол, ну грусть. а дальше че? Ну и хули?" Неплохо?

Но

"Эй" - просто говорит она, расстегивая ремень. "иди сюда".

Кто-нибудь видел хоть раз пизду?

Грязный пол лестничного пролета. Стою на коленях перед пиздой. Она расположилась лежа.

Сила моей любви такова, что я могу засунуть член в мерзкое влагалище.

Если она этого хочет.

Мешаются ее не до конца снятые джинсы.

"Дурак". говорит она. "не этим".

И тут до меня доходит. Она хочет чтобы я вставил ей обрезок водопроводной трубы!

Она помогает, в хлюпающее дупло входит железо. Бездушную машину ебут бездушным же стальным членом. Сила этой мысли поражает воображение. Стальной хуй. пара движений рукой, и полное ощущение экситуса, защемило в промежности, и вот они перламутровые брызги молофьи падают хлопьями на пизду, на стальной фалос, я счастливо рыдаю.

И в эту самую секунду кто-то поварачивает замок в одной из дверей на лестничной площадке. Кто-то сейчас выйдет сюда.

"Что же делать?" - кричу я.

"я знаю выход" - Она неожиданно прытко вскакивает и обегает меня, встав сзади.

Так вот как она хочет обставить позицию.

В данной ситуации всегда есть пизда и елда. И пиздой то быть позорнее.

Я все еще на коленях, а сталь трубы, торчащей из пизды, касается моей оголенной задницы.

стало быть меня ебли стальным фаллосом.

И тут труба звонко вываливается из влажного нутра, стучит по полу, оказывается прямо в моих руках.

Ага! - победно улыбаюсь я.

И только взглянув на мокрую, слюнявую трубу с каплями спермы, блестящую в отсвете тусклой лампочки, я осознаю, что все равно стою раком, и выходит, что я членосос, трубофил, с объектом страсти в руке.

Но вышедшие, девушка с собачкой просто проходят мимо.

что они знают о любви?

Она влажно улыбается и спрашивает: "Зайдете, выпить кофе?".

Ах, любовь, любовь. Все равно что носки потные вонючие. Спускает до самого низменного. Как не повернись, все равно оказываешься внизу, под пиздой, в позиции убогого членососа.

InAeternum

Кого я обманываю? Я поэт с исключительной душой.

И дело не в том, что я исключительно нежен в запинывании девушек.

Я делаю все по учебнику, методично. с чувством, с выражением, с расстановкой. С разбегу пинком в живот. с размаху отбойным молотом в ухо. - она покатится клубком визжащим, брызгая слюной, будет вопить "за что?", "да больно же!". Концептуален прыжок на голову. и после: опрокинуть на бездушную пиздо-машину бетонную сваю. Логично и последовательно. Будет силиться поднять два центнера тяжести, разразится от напряжения громким пердежом. Не сдохнет. Они все поразительно живучие блядины. Если не додавить говно - уползет погнутой рессорой. Остаток жизненной фазы будет хуйней на костылях и с капельницей. То что называется requiem aeternum. Нет ничего смешнее, чем пнуть такое при спуске по лестнице.

И я не развит до высшего состояния недочеловека. Надобно вместо пинков - изъятие внутренних органов и хуем в унитаз ее мертвого рта, чтоб покаялась. Ее бы тушей стрельнуть из гаубицы в стальной санузел и пусть стекает в дыру сморщенными гондонами легких, костяной трухой и мотками кишок, пусть стекает микшированным говном. Моя гуманность погубит меня. Каждый раз я пытаюсь поднять девушек до своего уровня. В конце концов, что ты можешь знать о мире если у тебя нет члена? И я уничтожаю несовершенство хромироваными нитками. Я зашиваю им пиздо-присадку, зарисовываю белым то, что портит внешний корпус бездушного карбункула. уродство влагалища...

Это моя борьба. Я в постоянном поиске красоты. И нет ничего прекраснее, чем зарезать прохожего трамваем, натянуть спазмирующую кишку отличницы на полуметровый колючий стальной член, накачать бензин в половую щель, легкие и пинать и чиркать спичкой, пока не исдохнет. духовное извлечение. В такие моменты рвется ткань бытия. Истинное созерцание с пораженной перистальтикой. Впрочем к чему пустословием вызывать сомнения? Я предлагаю вам самим отрезать кусок плоти от своего лица, познаете жизнь и смерть. Так рождается прекрасное. Спасение приходит через священный 80-ватный паяльник и электрозажимные клещи.

Чтож это еще одна дрисня познавших. Но дальше то что? Кто будет где-то там на облаках из грязной ваты, на вершине мира, разрываться изнутри мыслительной блевней, и вместе с богами биться вкровь головой о крышку кастрюли? Ха-ха, а вы правда верите, что истинное предназначение Хомo ходить переодично из одного картонного домика в другой, посрать и уснуть в уютной могилке. пока нечеловек будет надут дренажным нососом посредством трубки в анусе, раздуется воздушным шаром и полетит в небо, синее небо, синее-синее, взмахнет крыльями, польет сверху из пластиковой колбы бензином, достанет зажигалку. щёлк-щёлк, запылал склеенный из картона мир. Предназначение хомо - пробить головой ограду клети, получить свободу мышления над, а не внутри. и как до конца можно верить в реальность, шаг, шаг, еще шаг, дым в легких, автобус, иди куда надо, делай что надо, засунь фалоцилиндр в пиздодырку. вдумайтесь в механизм процесса. очевидная нелепость. что за чушь? и куда ты ползешь? но я продолжаю идти. Ноги функционируют как надо. Иду и храню отчаянно свой шанс заболеть раком. Язвенная слизь, трупные пятна. Триппер души. и что-то мучительно капает из нее.

Но Я самодостаточен, как двустроннее долбилово. Я - продистиллированный похуй. Я сам себе похуй. вместо сердца будильник. У меня есть резервный набор кишок в сумке и два независимых круга кровообращения. Как ты убежишь от меня, сука?

А еще у меня есть враг. Лампочка накаливания. Она сковывает и утверждает план. Включена – ночь, вечер, выключена – день, солнце. Она диктует мне мою жизнь. Последний бой с творением рук человеческих? О, да! Защищайся! Кровавая битва со стеклянным электрососудом не может не вызвать во мне воспоминания.

Вся моя жизнь это история любви к сестре, одетой в белые трусы.

Сестра. Девушка-цветок. Подобные живут, чтобы нравиться окружающим. Просто плесни ей в лицо серной кислоты, и она повесится с горя, гадина. Она сломается. Вот так, очень просто. Почему никто не пишет инструкцию по эксплуатации?

И я как всегда хочу поговорить о моем несчастном детстве. А мое детство - бойлерная. А это круче, чем вставить осколочную гранату M65 в пизду. Даже лучше чем, гашиш, цианиды, ацетон, решающие все проблемы. Поэтому я курю гашиш, забивающий горло толом и продырявливающий легкие, сидя возле окна, потому что утренний дождь, и пишу перед тем, как выйти, паля из обоих стволов. Душевная сущность, раскрывает страх, живущий во мне перед выходом. Я набит соломой, а не сталью. Так вот я в бойлерной, в своем классе. А это труднее чем изнасиловать котенка. Реально трудно, я не шучу. Сами попробуйте. Да он слабенький, и плохо отбивается, но у него даже желудок не больше наперстка. Думаешь, я хочу шокировать? Какой там, это действительно сложно. Нет, я не такой дурак, за которого вы меня держите. Сначала ножом расширять надо, это понятно. Да, да, за то он пищит более возбуждающе, чем скрип любой поджаренной пизды.

Я в классе, сижу на последней парте, пишу пособие по изнасилованию котенка. Никого не трогаю, блядь. Но люди не любят нечеловека. И меня обкидывают мокрыми бумажками, которые прилипают к свитеру, а я прикрываюсь учебниками. Обстрел замка внутри. Защитники падают один за одним. Катапульты работают на всю. Сейчас идет урок, и я в относительной безопасности, но будет сигнал, и будет штурм, последний штурм, я опрокину вот эту парту, с надписью «чтоб вы сдохли все», заползу под нее, буду отбиваться до последнего, как крыса, которая зажата в угол, и бросается вам в лицо, против многотонной туши с палкой. Вцепляется зубами в нос, рвет плоть, пока ей ломают хребет. Будет сигнал, и продолжится нескончаемая битва, истинный нечеловек против жрущей, хотящей ебаться махины. Неверные, говорят, что изобьют меня, потому что я даун и ублюдок, даже мама говорила так, взяв в руки совок. Но чем вы собрались пугать меня? Да мое тело - набор смертоносного оружия. Вырвав себе ребра можно использовать их как ножи. Моя отчлененная берцовая кость - нехуевая дубинка.

Ах, куда, куда сбежать от мира?

И я снова на краю подоконника десятого этажа. в животе кишка которая может быть использована как веревка для спуска. Тороид естества моего.

Я продолжаю верить в женщину-цветок. Она придет ко мне в первое утро ядерной зимы, одетая в блестящую кожу, с улыбкой идеальной что кривая косинуса, стальными пальцами раздвинет ягодицы, скажет "доигрался, сука?", переведет мое сердце в режим ожидания, сторнирует память, деинсталирует имя. и вставит, вставит в разорванный анус привод маточного сервонасоса. с непристойной проворностью пробираются внутррь два кубометра ледяного водорода вперемежку с радиоактивным пеплом. сестра целует мой лоб: "лети, цветик". а я невесомая сфера, водородный шар. я отталкиваюсь от подоконника. я лечу все выше и выше. навстречу мне только синее небо. а мне так холодно, холодно, так холодно.

It’s a story about love

Наверняка всем ужасно интересно каково это: отканифолить в анус кота напильником?

Но речь не об этом. Дело в том, что однажды я обосрался. Идеалогически обосрался.

Я поясню.

Когда я был меньше, у меня была девушка, которая могла отсосать. И я говорю не об обычном миньете. обычно отсосать может и обычный плачущий мальчик за кулек с ирисками, Холодным вечером отсосать может влажная бутылка с широким горлышком и остатками кетчупа, сосет рука обмазанная вязкой строительной пеной и банка с густой хуйней под названием "бустилат", также отсос делают: прокисше-сгнивший био-кефир "Машенька" в картонно-целиндрической формочке, пылесос (на малых оборотах), разорваный анус котенка, кусок сливочного масла и рука с клейстером, но лучше всего сосет - кусок сырого теста будучи смазанный щедрым плевком.

отсасывающий кусок теста похож на целюлитную скомканную плоть, скинутый в последствии на соседский балкон вместе с молофьей и остатками марли пропитанной подсолнечным маслом. это имитация пизды. пизды ли? любви может быть? неодиночества? неспокойствия? жизни? - дела не меняет. влажная мякоть любви с накипью насекомьих какашек будет гнить до самого апреля. Бесформенный кусок, который обрел форму из тазика с мукой и дрожжами, обрел форму маленького гнома одетого в красную понамку и белые трусики старшей сестры. У него даже член был для правдоподобности. нахрена?, если у него все равно не вставал?... Своим же членом можно пробурить в дряблом гномовом животе пизду и трахать ее, пробурить анус на ляжке или рот на затылке. И спустя недели, отколупав загустеший кусочек, трахать шевелящуюся от личинок дыру с пожелтевше-твердыми краями, трахать, осыпая вниз лоскуты плесени и куски сгнившего теста, зажимая нос от непереносимой вони, раздвигая членом кольца червей и сгустки мелких жучков. Такова настоящая любовь, чувственная, как глубокий миньет и анальная ветка сакуры.

А я одет в платье с оборочками, сонмом грез увлеченный, сидя на подоконнике. А платье красивое, с бантами, поясом, кружевами. И Я влюблен и красивый, и посмотришь в окно - яркими лучами искрится солнце. хороший денек, он как-будто говорит - бог любит нас всех. бог любит и женщин, и одаренных детей, и маленьких девочек, и маленьких утят, и бурундучков и даже гадких евреев. бог любит своих

детей. Да. бог любит свинину на ужин.

Моя история о любви. Любви и отсосе.

но в самом отсосе ли дело?

Я поясню. Когда я был меньше под кроватью прятался дракон, по моему желанию карандаш превращался в ракету, падушка в облако, а кусок теста из маминого тазика для пирожков обращался сексуальным гномом. Таково детство. Рой ярко-волосатых видений из алой утробы, и мир всегда светел и чудесен. Я повзрослел и мир превратился в обычный скучный сортир. На хуе теперь не иммитация пизды волшебного леприкона, на хуе шматок белковой дряни. Мне грустно, готов к погребению. Повзрослеть значит умереть. Таково детство.

И теперь, каждый день, в течение целого дня, я сижу на трехногой табуретке, сижу в собственной блевотине, это как раз то, что называется реальной жизнью. Сижу и дрочу, представляя убийство целой кучи людей, размазывая рвоту по телу. Рука оставляет за собой множество тягучих ниточек, словно запутывая меня в паутину. Со стула капает и брызгает по полу на рассыпанные фотографии мертвых, расчлененных девочек. Сердца их вскрыты наружу и торчат аортами вверх. Искренние, честные сердца, это видно. Льется что-то. И есть только я и пустая комната с голыми стенами. Только стул, серый свет и точки летающих птиц. Я сидел и смеялся. Дрочил и блевал. Какой покой, какое мироотрицание. Да и что еще остается. Теперь то я вижу коробку, как она есть. Теперь паяльник - электроприбор, дрожжи с мукой не пизда вовсе, люди - мясо на костях, зрение - лист бумаги.

Потом я по оббыкновению встаю со стула, сдергивая с себя платье. Спускаюсь вниз.

В центре стол. Он большой. Может вместить на своей поверхности до двух-трех людей со вскрытыми животами. Но он никогда не бывает заполнен даже на четверть. Это удобно, есть куда смотреть кроме тарелки. В углу стоит допотопный черно-белый телевизор, если бы здесь были люди, можно было бы использовать его как бомбу, кинув в экран строительный кирпич, вакуум под стеклом разорвет, и осколки будут как у гранаты, прошьют тела насквозь, даже череп разорвет при прямом попадании.

«Эй, есть у кого-нибудь спички?» - спрашивает моя девушка, Миша, когда я выхожу в большую коробку, на улицу. И, да,

ну, конечно, же у меня есть спички. Целый запас спичек, как и у всех прочих героев, вроде гера Менгеле, печных дел мастера из Освенцима и Бухенвальда. Спички - многофункциональная вещь, можно жечь людей, сигареты и дома. Каждый день, по дороге в школу я думаю «чтобы сжечь мне сегодня?», и вечером любой мой друг может спросить: «Как дела? Сколько евреев вы сожгли сегодня, герр Авенгер?», и я мог бы ответить: «Удачный день, да. Целых два вагона и большую четырехколесную тележку блядских младенцев»...

Жаль что у меня нет друзей.

Я протягиваю спички, и спрашиваю, подмигивая:

- Зачем вам спички? Вы, случайно, не сторонник взглядов Йозефа Менгеле на проблему перенаселения планеты?

- Да. – говорит моя девушка, вдыхая ядовитый дым – А вы откуда знаете?

Она садится рядом на железный поручень ограждения, оглядывая улицу.

Где-то плачет в коляске кусочек человеческого мяса, вереница муравьев стекается по асфальту к огромной трещине на дороге, у них там муравейник с крышей, по которой ездят грузовики, у спиртного магазина дерутся две девушки, выдирают друг другу волосы, поливая кровью проезжую часть, смотри - муравьи меняют направление движения, смотри - мухи летят против ветра, смотри - люди идут по другому вектору перемещения, все хотят полакомиться свежей липкой протоплазмой. Я с трудом удерживаюсь, пытаюсь не встать на четвереньки и поползти к красным каплям, чтобы лизнуть шершавый камень, раздирая уже свой язык до крови. Кругом разбитые бутылки, из мусорки вырывается пламя - стекло, огонь и кровь. Улица вчера, сегодня и завтра. Всегда такая же.

- Слушай, парень, - опять отвлекает она меня – А почему ты оделся в свадебное платье? И провода зачем?

- Это эксперимент. Я мышка Света.

Не могу же я сказать, что выхожу замуж за смерть...

Я порываюсь рассказать ей законы электродинамики, о том какая частота и сила тока нужны, чтобы возникли гамма-частицы, и действие на органику стало подобным радиации, когда мышь не умирает и даже не дергается, а начинает просто гнить изнутри.

Но моя девушка начинает рассказывать о своей мечте, - она хотела бы умереть в бою, обязательно с дымящейся сигаретой во рту. На пути у ревущего поезда или под колесами грузовика, в неравной дуэли. «Здорово, да?» - спрашивает она, прерываясь – «Ты когда-нибудь пробовал спрыгнуть с 13 этажа? Нет? Такие ощущения, друг мой... ты много потерял в этой жизни. А самосожжение? Смерть от тысячи порезов? Какое мужество! Какая воля! Настоящая победа над инстинктом выживания. Поверженная природа. Тот, кто может такое сделать, стоит выше бога... Нет, обязательно стоит попробовать. Ха-ха».

«Да, да» - говорит она, весело улыбаясь - «Сегодня, завтра, я буду на вершине».

- Твое имя?

- Андрей Менгеле - отвечаю я.

«Эй, Андрей, хочешь со мной?» - смеется она, с довольным видом наконец-то выговорившегося человека.

Я неопределенно мычу, пытаясь притвориться, что внезапно стал глухонемым.

- Андрей, друг мой, это система. – говорит моя девушка – Она вырастила тебя больным и слабым. Не желающим своей смерти. Подумать только!

- Но что мы можем с этим сделать?

«А что мы можем? – да-да говорит она - Мы можем полежать на проезжей части. Вот, прямо, здесь, на этой дороге. Да, я хочу обнять свою заасфальтированую землю. Прижаться щеками к каменной Гайе, потереться о нее, раздирая кожу об осколки разбитых бутылок, вдохнуть запах следов от тысяч грязных шин и ног, от капель сотен кислотных дождей, почувствовать пепел осыпавшихся миллионов сигарет, прикоснуться к вечности, почувствовать боль поколений, и умереть под колесами грузовика».

А я просто сказал ей: "давай ебаться", а она ударила меня, а я еще не знал тогда, как классно ударить девушку велосипедной цепью, ударить так, чтобы челюсть съехала набок и задрыгалась силой инерции вверх-вниз словно заведенная пружиной, ударить второй раз, создавая еще один подвижный сустав на переносице, и чтоб кругом кровища, сопли и букеты сломанных костей.

тут надобно разъяснить некоторые детали:

Пизда - ключевой узел мировой системы ценностей. И мне полагается описать лицо моей девушки, что может отсосать. Но я абсолютно не знаю как это сделать. Женское лицо - украшение для пизды. и я не имею ввиду просто дыру, мечту идиотов, что всегда против своей воли, расстаются с жизнью. Пизда - не есть мясо со слизью. Пизда - фатум. Скоту, что попал в ее владенья, уже не дано отпиливать себе ноги, чтобы сбалансировать аэродинамику тела на тот случай, если вдруг вырастут крылья.

Пиздаубийца.

Холодно вот так лежать на проезжей части. Раскинув руки и ноги в стороны, подобно пентаграмме. Звездное небо простирается надо мной. Что мне до писка машин и криков людей. Я здесь, на вершине. "дурак" - говорит моя девушка, "я не хочу ебаться, я хочу любви". А я говорю: нахуя тебе любовь? Мало кто замечает, но на самом деле любви в мире, как говна.. Возьми мою руку. Рука намного лучше.

Кто-то пытается поднять меня с проезжей части. А я отмахиваюсь рукой. я пытаюсь сказать - "нет больше никакого дракона под кроватью, как вы не понимаете мое горе?" Кто-то наступает мне на ногу, и я пытаюсь придать своему лицу соответствующее выражение мук и боли. Это плохо у меня получается. Я думаю: "Если не распороть девушке брюхо, как поймешь, что она не склеена из картона, что не кусок сгнившего гнома из тазика?" Кто-то тащит меня за руку, а я пытаюсь спросить: "да что с вами, люди?", ведь пока кто-то ебет дохлую собаку, пока кто-то строил Элладу, Бухенвальд и Освенцим, пишет токкату, сталкивает в печь трупы, пишет сонеты, рисует сады наслаждений, рыгает кровью, и занимается по-настоящему важными делами, вы просто ходите, ходите по своим пыльным улицам. как вам не стыдно. эй, вам что заняться больше нечем?

Но я же обосрался. Обосрался и ушел. А моя девушка, слюнявый инвалид, Миша, был раздавлен грузовиком.

и я с тех пор страдаю, но знаете ли, недавно я попробовал новый мамин чудо-шампунь, и волосы на лобке стали действительно такими мягкими и шелковистыми.

BlowJob Ninja

Машина суицида напоминает свадебное платье, - тело затягивается множеством подвязок, ремешков, резинками из трусов и черными чулками. Тело туго сдавлено в платье, подобно бутылке в кровоточащей целке первоклассницы, и нет никакой возможности снять тканяную плоть вместе с мотком электропроводов, что цепляются к мышцам посредством рыболовных, трехгранных крючков. По крючкам и проводам этим пускается ток, который заставляет мышцы дергаться в нужной последовательности...

На спине - электромотор, микросхема и трансформатор. Главный штырь с засохшей канифолью втыкается в розетку. Стоит наклониться и посмотреть, как мотор придет в действие, и проволока на катушках поползет вверх, а железные концы приваренные к коже потянут щеки к ушам, растягивая рот в широкую, довольную улыбку.

после этого, 486-й микропроцессор рассредоточит запрограммированую комбинацию импульсов по проводам, и когда нервные окончания съагонизируют, а порванные мышцы задергаются на ниточках электроконтроля,

то только тогда, истекая кровью,:

встанет и пойдет по улицам -

плящущая,

улыбающаяся

хуйня.

Слушать звуки мира достаточно, чтобы достичь первой стадии киникизации.

Неприятный звон - это разбивающиеся бутылки, шелестящий топот насекомьих ножек - звуки шагов мериады человеческих рек, скрипы резины и клацанье - голос самоходных тележек. Слышно также шепот света, разговаривающего на бегу сквозь бесконечную серость, слышно вонь мусорных баков, пыльный кирпич и густые хлопки шлепающегося на пол говна. Еще слышно крик прыгнувшего с десятого этажа и блеяние избиваемой девочки: "не бейте меня пожалуйста, - я вам отсосу". Слышен звук поварачиваемого строительного крана, капель дождевой воды и шорох трепещущих листьев.

но громче всего - сраный внутриутробный будильник под консервною клетью ребер.

стучит, бля.

Я же на высоте недоступной для прыжка инвалида, я на подоконнике 10-го этажа. Мне предстоит одеть суицидное платье и выйти в центр этого мира. Одеть и включить его. По этому поводу я обеспокоен внезапной эрекцией и веду беседу с набухшей залупой.

- Кто ты? - презрительно кивает мне хуй, вывалившись из штанов. И правда, действительно, - сморщенный стручок: с чего ты удумал, что право имеешь, умирать посредством платья, как бессмертные герои?

Герои не лежат говном на блюде, - герои идут к цели. (А ты?) Сдрочнув, герои не вытирают хуй тряпочкой. герои просто пинают ногами маленьких девочек, вырезают органы пищеварения, чтобы заменить белки на синтетическую смесь бензина и напалма. ширяют по вене предельные дозы морфия и сердце ихнее превращается в стальной мотор, не остается никакой крови, только кипяток, прыгающий по венам, и если уж он вздумает бежать, то уже не остановится, чтобы остановить инерцию, придется переломать все его кости, и даже тогда не упадет, - ибо бессмертный герой... Таковы герои, но ты-то, тыто?

Я же сдрачиваю прямо на улицу, наблюдая как жирная капля, разделяется на две в процессе падения. потом разделяется еще и еще, растворившись в воздухе, так и не долетев до дна.

Ага, всякий гений однажды задается вопросом: "а долбоеб ли я? герой ли я?".

Весна. Начало лета. Дороги, словно реки. Реки из пыли и людей. Бурное течение, стремительное. Но я иду в центре этого бушующего потока в абсолютном одиночестве. Люди сторонятся меня, предусмотрительно обходят по длинной дуге. Я Моисей, перед которым в страхе расходится Эгейское море, или я принцесса на своем первом балу.

Я влюблен и вышагиваю весь такой красивый, в свадебном платье. Фата скрывает начисто выбритую голову, а многочисленные кружева обрамляют проволочный каркас и спускаются до самого низа, скрывая хитросплетенную систему проводов, шпилек, крючков, спиц, и мотор с трансформатором на спине, а также рваные кроссовки. У всех на лице застывает удивление при виде меня, они смеются и, словно, хотят сказать: «Эй, смотрите - красивый парень, отчего он сегодня такой нарядный и счастливый?».

- Эй, смотрите - пидор!

Здесь, на перекрестке я был остановлен. Здесь, где сошлись дома в особенно плотной серой консистенции, как говно в бочке, и все остальное говно тоже спрессовано отбойным молотком: люди, машины и грохот автострады, спрессовано и перемешано монотонной блевней умирающих инвалидов.

И я отвечаю: Я не пидор! Я мышка света. и Я пришел рассказать вам истину, люди...

Шарниры моих ног упираются в полурасплавленный асфальт, коленные перемычки ведут к бедерной подставке для хуя, выше - реберная консерва, манипуляторы, ротовое хватало и серый кусок мозга под защитной кастрюлькой. И все напряжено струной рояля, поскольку меня пинают, пинают ногами, руками и железными палкам, пинают прямо в мягкость пышного платья под крики "мочи пидора!" и "Бог велик". Люди не любят бессмертных героев. Я же присел в углу, обороняюсь. Я сжался в комок, замаскировался под холм, прикрылся руками, превратился в один сплошной горб. Я защищаюсь. Я мастер спокойствия.

Я холодный камень. Я грязные обои. Мои глаза открыты и смотрят в угол. Я и мой угол - лучшие друзья. Мы любим проводить время вместе. "Эй, да он обоссался" - говорит ктото, тыкая в мое мокрое платье. А я кричу, наученный хитрой девченкой: Не бейте меня, пожалуйста, - я вам отсосу.

А собравшиеся люди расстегивают ширинки и отвечают "давай".

Блядь а... Вот так обосраться на повороте. все теперь - рот зашивать поздно. девушкой стать сложно, но можно...

Вот так дело повернулось. Повернулось с грацией циркуля,

застыло канатоходцем на балансире,

теперь улыбайся шире,

и пошыре раздвигай анальные шарниры,

тома четыре прочти о ебущейся гунилле, четыре тома о том, как малыш карлсона ебал, говнишко за щенком прибирал.

обучайся теперь анальной грамоте.

ну не дурак ли ты?

Вот так умирают герои. В грязных переулках, когда заходит за тучи солнце и на последнем издыхании дует ветер. Так зло побеждает добро. Если только какая-нибудь девушка не крикнет:

- эй не бейте его..

Ха-ха, идиоты! я пользуясь ихним отвлекшимся вниманием, прыгаю в сторону лягушкой, крошу чью-то голову, выхваченным из декольте железным совком, проскальзываю мимо змеей и хватаю манипулятором руку девушки.

Спасибо - говорю я на бегу, охваченный эякулятом нежности, - за это я разрешу тебе отсосать мой хуй.

Они преследовали нас до заброшенной школы, почти настигли у сортира, дверь которого я успел захлопнуть.

Я достаю из кармана штырь с проводом ведущим к микросхеме на моем платье, и говорю:

- Втыкай это в розетку! ну включай же меня, ну -

она непонимающе смотрит на меня

- дура, я - супергерой!

Я зашил секретные движения в процессор, для того чтобы победить врагов

Включай же меня!

А дверь трещит под напором людей, слышны крики, угрозы и вонь разбросанного по сортиру говна.

Я успокаиваю ее: Да-да, потом ты отсосешь мне и будешь читать славные стихотворения, наподобие:

"если друг -

отсосет вдруг".

Только давай, включи танцующего киника!

И она включает.

И мне уже не нужен страх - раздражитель спинного мозга, и пепельница, чтоб покакать.

Танец киника - страшное оружие.

Мотор раздвигает лыбу до ушей. И "Дрррынь!" - выскакивает выдвижная бензопила из рукава. и разрубает ворвавшееся через распахнутую дверь говно, выпуская наружу блядские кишки и внутренние органы. Так работает боевая присядка.

Я же - управляемая электро-марионетка, заводной заяц - читаю стихи и наблюдаю за лопающимися черепами.

Я титан.

Я герой.

| Note |